Жизнь учится у кино или кино у жизни?

Весной 2005 года знаменитый доктор Хаус вылечил сорокалетнего афроамериканца, сенатора-демократа и кандидата в президенты США, даже внешне изрядно смахивающего на Барака Обаму.

Сорокалетнего афроамериканца, идущего в Белый дом с идеалистическим намерением, начав всё с чистого листа, установить - и там, и в США в целом, да и во всем мире, - справедливый новый порядок!

Лечение (предположительно на самом старте избирательной кампании 2004 года) протекало, как водится в сериале, весьма драматично. У кандидата в президенты поначалу со стопроцентной уверенностью выявили СПИД!

А сам он столь же категорично утверждал, что такого не может быть, потому что такого не может быть никогда!

В возражениях пациента репутационные мотивы, разумеется, преобладали над автобиографическими. Даже на рак «претендент на американский престол» был согласен - но только не на столь убийственный для действующего политика диагноз. Свидетельствующий, помимо всего прочего, о нетрадиционной сексуальной ориентации, на что и не преминул указать больному бесцеремонный врач.

Кандидат в президенты отрицал и собственную «голубизну».

Но кто же поверит политику?

И разве не каждый день (ну через один) врачам доводится сталкиваться с пациентами, предпочитающими неминуемую смерть осознанию (с неизбежной последующей оглаской) постыдного диагноза и/или анамнеза?

Во всяком случае, в сериале «Доктор Хаус» дело обстоит именно так.

И вдруг произошло небывалое: доктор Хаус поверил темнокожему сенатору! А поверив, тут же поставил правильный диагноз и вылечил амбициозного пациента - как выяснилось, всего-навсего от последствий неудачно залеченной детской эпилепсии.

Но президентом США вам всё равно не стать, сказал безжалостный Хаус.

Белый дом, пояснил он свою мысль, называется Белым отнюдь не только из-за цвета стен.

Я знаю, возразил благородный мавр. Но ведь выиграть выборы и не обязательно! Добро в мире можно приумножить и потерпев героическое поражение...

И доктор Хаус под впечатлением от услышанного тут же бросается в бой неравный, в борьбу безнадежную на профессиональном поприще - и сам терпит героическое поражение, тут же, однако, оборачивающееся победой (правда, в определенных отношениях пирровой).

Ему удается изгнать из больницы ненавистного председателя попечительского совета (тоже, кстати, афроамериканца), который, увы, уносит с собой и твердо обещанные было больнице сто миллионов долларов.

А через четыре года в Белый дом на коне неопределенной масти въезжает Барак Обама!

То ли посрамив создателей сериала «Доктор Хаус», то ли втайне аплодируя им за моральную поддержку.

Нечто сходное (пусть и на ином уровне) произошло под сенью родных осин с черной комедией «Жмурки», которую в праздничные дни в очередной раз показали по телевидению.

У Алексея Балабанова есть черта, роднящая его с Райнером Вернером Фассбиндером, - сложные кинопритчи обоих прочитываются на определенном уровне как незамысловатые аллегории.

У Фассбиндера это «Германия, сука» (как «Россия, сука» у Андрея Синявского). Германию-суку играют Ханна Шигула или Барбара Зукова.

У Балабанова это «блин, кинематограф». Роль «блин, кинематографа» («Ленфильма», Госкино и прочих соответствующих учреждений) в разных фильмах исполняют, наряду с прочими, Алексей Герман (старший) и Никита Михалков.

Возьмем фассбиндеровское «Замужество Марии Браун».

Как на примитивном аллегорическом уровне прочитывается этот фильм?

Германия навеки обручена с нацизмом. В рамках фильма - с нацистом. С белокурой бестией.

Однако, обладая изрядной жизненной силой, Германия готова - причем не без любви - сойтись и с американским сержантом-негром, и с еврейским финансистом из Европы. Вот только любит по-настоящему только бестию.

А та - за спиной у Марии Браун - вступает в закулисный сговор с мировой финансовой закулисой. И это уже катастрофа.

Катастрофа, впрочем, неоднозначная: на фоне радиорепортажа о чудом вырванной немцами у венгров победы на чемпионате мира по футболу 1954 года.

Возьмем «Замок» (по Кафке) - первую полнометражную картину Балабанова. Всё на том же примитивном аллегорическом уровне этот фильм интерпретируется так.

Замок - это мир (советского) кинематографа, куда никого не пускают со стороны. И главное, непонятно, на каких основаниях и по каким правилам кое-кого туда все-таки иногда пускают.

Всё это землемеру (начинающему режиссеру) К. объясняют на задворках Замка, в Деревне, на «Ленфильме».

Объясняет это ему и Кламм - единственный из чиновников администрации Замка, хотя бы на миг, хотя бы просто со скуки допускающий мысль о том, что К. можно в кинематограф все-таки и пустить.

К тому же у К. с Кламмом одна девка на двоих. И пусть она дает всем подряд, только эти двое для нее что-то значат.

Потому что на самом деле никакая она не девка, а муза. То есть и муза, и девка. Муза вообще девка. Муза кинематографа.

Звать ее, кстати, Фридой (у Кафки и, естественно, в фильме). Как одну из самых либеральных ленфильмовских редактрис советского времени.

Кого приглашает Балабанов на роль карикатурного Кламма? Естественно, Алексея Германа! А в двух поздних фильмах карикатурным Кламмом становится Михалков.

Кстати говоря, как фильм о режиссере прочитывается и недавний «Морфий». В котором особенно жестоко достается кинокритикам, изображенным в виде медицинского персонала среднего звена: один фельдшер падает в обморок во время операции, другой - гнусный жид, тогда как сестра милосердия сама рвется из критиков в режиссеры, то есть - в образной системе фильма - в морфинисты.

Никита Сергеевич Михалков сыграл у Балабанова в двух картинах. Сыграл (как перед ним Герман), поддавшись на балабановскую провокацию.

В фильме «Мне не больно» Михалков сыграл старого начальника-импотента, безнадежно любящего и столь же безнадежно опекающего умирающую отечественную кинематографию (в исполнении Ренаты Литвиновой).

Которая любит другого, но всё равно умирает.

И вот-вот испустит дух окончательно.

В «Жмурках» Михалков сыграл провинциального крестного отца, обворованного собственными шестерками и за это разжалованного в проводники (из рязановского «Вокзала на двоих»; лучшая, кстати, роль артиста Михалкова).

То есть в «Жмурках» Михалков сыграл руководителя российского (сугубо провинциального) кино, подсиженного и свергнутого молодыми хамами и на склоне дней поневоле возвращающегося к своему подлинному - актерскому - призванию.

Когда Балабанов снимал «Жмурки», подобная перспектива казалась утопической. Как и перспектива избрания афроамериканца на пост президента США, пока шли съемки первого сезона «Доктора Хауса».

Но вот Барак Обама избранный президент США.А в Москве прошел VII съезд кинематографистов.Прошел по сценарию «Жмурок». Разве что без стрельбы. И получается, что доктор Хаус оказался политически близорук. А режиссер Балабанов фантастически прозорлив.

И не дотумкал он лишь до одного: пригласить на роль подросшего любителя мастерить гробики (и сына крестного отца, разжалованного в проводники) артиста Михаила Пореченкова.

В остальном же всё срослось - и у американских политиков, и у отечественных кинематографистов.

Но срослось - причем в обоих случаях - больше на глазок. А главное, до поры до времени. И не окажется ли и кинематографическая победа (подобно победе доктора Хауса) пирровой?

И сколько (и чего?) унесет с собой отвергнутый мнением больничной общественности председатель попечительского совета?