Плач Ярославны

...Тверская девушка Ульяна, деды-прадеды - священники, от них-то и фамилия столь звучная - верно, от Кесарии, "крепости Стратона". Могла стать лингвистом, переводчиком (все задатки к тому), и не узнали б мы о ней никогда, если б те же деды не нашептали, не вложили - сквозь время - ей в душу страсть к сочинительству. "Ходит Ваня, ходит Ваня посреди кружочка" - первые "стихи", первая песня, первая музыка. Без тщеславия и суетности, но с породой и путеводною звездой выбрала самое скорбное из всех зол - поступила в консерваторию на композиторский. Давно вы живого композитора видели? Вот полюбуйтесь.

Сейчас, когда все иллюзии да студенческий наив отступили, особенно интересно подстеречь Ульяну на непростом отрезке ее пути и эдак нахально шандарахнуть вопросом:

- Ну как? Будешь сочинять дальше? Будешь "в стол" писать? Мало тебе?

- Буду. Главное - иметь стержень внутри себя. А он есть: энергия дедушек поддерживает. А еще важно, чтобы тебе было что сказать. Я долго ношу в себе переживания, коплю их... и верю в то, что делаю.

Увертюра "Уйди, старушка, я в печали"

...Поиграем в "Что? Где? Когда?". Московская консерватория выпускает по 7-10 композиторов в год. Да, так в дипломе и написано: "моцарт"... пардон, "композитор". Столько же, допустим, "рождает" и питерская. Посчитаем: 15-20 в год - это 150-200 за десять лет. 300-400 - за двадцать. 20 лет - все-таки срок, можно успеть проявить себя. А теперь вопрос, уважаемые знатоки: назовите фамилию хоть одного из сотен этих выпускников, начиная с перестроечного времени, которая по каким-либо причинам просто запала бы вам в память. Затрудняетесь? И не мудрено: юный драматург, модерновый режиссер, отвязный писатель, художник, скульптор, да даже поэт, черт возьми, - сегодня пробиться могут. Хотя бы в принципе. Хотя бы теоретически. Хотя бы в столицах. Классический композитор, как выясняется, ни одной лазейки для самореализации не имеет. Поэтому он берет свой красивый диплом и если и остается в профессии, то идет в музшколу преподавать, или в пресс-секретари к "великому", или на радио новостные отбивки да джинглы писать. Или такая фигня появилась: "Сделаем вашей компании фирменный аудиостиль!". Говорящая визитка - банкиры, налетай.

Вот и получается: "Ты кто? Композитор?! Да не смеши людей!" Бах, Моцарт, Бетховен (или "из последних" - Щедрин, Губайдуллина, Рыбников - кому как больше нравится, не суть) отодвигаются все дальше и дальше, им "повезло", они "успели", они "пробились", несмотря на мытарства, запреты, идеологический гнет, а живой ткани, живого носителя музыкальной идеи - с кем поболтать, поспорить, раскритиковать - нет. Разрыв. Звездные солисты есть, но они-то безмятежно сидят на обкатанном репертуаре. И мало кто из них решится рискнуть, вставив в программу что-то новенькое.

И кого мы знаем моложе Рыбникова? Где эти имена? В полуподпольных фестивальчиках "современной музыки", на которые ходят те же педагоги из Консы, полтора студента с ними да престарелая мама?

Где огромная афиша на Большом зале консерватории - "Сегодня. Премьера. Новой. Симфонии!", где? И так чтоб каждую неделю. Или хотя бы раз в месяц. Куда там. Если им, студентам, сами преподаватели от безысходности говорят: "Не пишите крупных форм. Пишите что-то камерное, чтобы хоть кем-то когда-то исполнилось...", песенку там, квартетик, так, чтоб весь хронометраж - на минутку, на две, на пять, и без оркестра (это ж какая дороговизна). Вот она, композиторская мораль.

И это большое заблуждение, когда все скатывается к формулировке "да Моцарт еще сто лет актуальности не потеряет", "я Брамса 105-й раз играю, и он до сих пор такой непознанный!". Мол, все лучшее написано. Чего затрудняться? Зачем себя мучить немелодичной современной какофонией? ...Нет духовной работы от композитора - не будет ее и от слушателя. Останется лишь привычка к привычному. Музыка как хит, как услада, как фон. Ноль движения. А важен путь...

"Розовая" жизнь до крушения иллюзий

...Ульяна пришла в редакцию, расположились с нею за чашкой чая.

- Дедушки, говоришь, подпитку дают...

- Думаю, да. Родословная непростая, легко запутаться. Священники шли по папиной ветке, до революции жили в Тверской губернии, в Бежецке; а вот папин папа уже на заводе работал, в войну разведчиком был... По маминой ветке - еще интереснее. В XIX веке один французский садовник приехал в Россию и поселился в Твери (как раз в то время, когда Салтыков-Щедрин заправлял, командированный в Тверь в качестве чиновника по особым поручениям). Садовник-то сей и женился на девушке из зажиточного рода Ратниковых - так появилась моя прабабушка.

- Оригинально. Ну и семья, разумеется, не музыкальная...

- Как сказать. Папа мой, Борис Всеволодович, в детстве на скрипке учился, но при том, что старшим сыном был, - идти по музыке ему просто не разрешили, надо ж семью кормить. Так он и читает сопромат всю жизнь. Хотя музыку никогда не бросал: в армии выучился играть на саксофоне, а позже для нас с братом организовал детский ансамбль. Мама Светлана... училась у папы (специальность ее даже не воспроизведу - что-то связанное с мартеновскими печами); активная, дерзкая, пела прекрасно. Так они на почве вузовской самодеятельности и сблизились.

- И как же вышла на музыку?

- Ребенок (я то есть) рос амбициозный. Бирюлечки всякие с детства сочиняла - родители так и шутят, что писать Ульянка начала раньше, чем читать. Школу заканчиваю, а тут вдруг Тверское музучилище вводит экспериментальное композиторское отделение. Не устояла.

- А в Москву как попала?

- К нам на семинар приехал известный профессор Игорь Кузнецов, стал он про свою методу рассказывать, п отом спросил: кто хочет быть подопытным кроликом? И тут выцепляет меня: ну-ка... Я-то ушами отличалась, слух абсолютный. Кузнецов играет последовательности, а я их от страха безошибочно называю... В конце спрашивает: куда поступать собираетесь? "Хочу в Московскую консерваторию!" - "Ну, как надумаете, позвоните мне, сведу с кем надо". Так мы и встретились позже с композитором Владиславом Германовичем Агафонниковым, моим учителем.

- И сразу ж поступила?

- Прежде с годик ездила на электричке Тверь-Москва и обратно на личные с ним консультации... Вот нагружусь подарками от мамы с папой, этакие гостинцы из провинции, и бегаю за ним. Ничего не взял. И никаких надежд на поступление не давал. Но вот день экзамена: Агафонников - в аудитории, все окна - настежь, жара, сажусь за фортепиано, чтобы исполнить свой вокальный цикл (играю и пою). И на одно мгновение знамение было. У меня третья часть называется "Песнь Рождения", и в финале такие слова: "...над землей всходило снова солнце, светлый благовест встречал светило, песнь Рождения наполняла небо". У рояля в фактуре звучат колокола... и в эту секунду церковь, что напротив консерватории, начинает звонить, словно бы в такт музыке. Тогда я почувствовала, что поступлю.

- Ну и как - училась с удовольствием?

- Еще до приезда в Москву у меня относительно этой профессии, столичных возможностей, всего того мира, "который вот-вот мне откроется", - был ряд огромных иллюзий. На первых курсах пыталась объять необъятное, сочиняла буквально всё, глаза горят, но... провал за провалом сначала породили цинизм, плавно переросший в бессилие. И не у меня одной. В первый год после окончания консерватории никто с нашего курса просто не мог писать, настоящий кризис.

Верх всех мечтаний: пробиться к сериалам

- Так сколько с курса вышло?

- Семь человек. А сколько таких, ты говоришь, за десять лет выйдет? Куда их столько, правда? Вот так все и рассуждают. Стала подрабатывать: то с актерами вокалом занимаюсь как педагог-наставник, то вдруг какой-нибудь дирижер скажет: "Я вот тут слышал одно произведение малоизвестное, хочу его сыграть", а партитуры нет! Приносят тебе запись, сидишь, на слух расшифровываешь, забиваешь ноты в компьютер...

- Господи, да, говорят, в Германии абсолютно все ноты есть!

- Ха, так проще какого-нибудь попросить - намного дешевле, чем заказывать почтой из Германии.

- То есть пошел в жизни такой жесткач, никакой работой не пренебрегала...

- Ну да, ты прав. Вот сидят на "Песне года" оркестранты, делают вид, что играют, а звезды наши поют... Но ведь идет фонограмма. И мы, композиторы (может, меня убьют после этих признаний?), пишем им, музыкантам, партии, схожие с фонограммой, чтоб скрипки синхронно смычками в одну сторону водили, игру изображая. Такой вот абсурд был в начале 2000-х.

- Для ваших предшественников в советское время была очень хорошая лазейка - музыка к кино: Эдуард Артемьев - "Сталкер", Гия Канчели - "Кин-дза-дза", Шнитке - "Экипаж", платили чудесно: "к паре фильмов напишешь - можно год не работать".

- В советское время к музыке в кино относились серьезно, а сейчас каждый суслик - агроном. Если человек может мало-мальски две нотки на компьютере соединить - он уже композитор. А тебе, с твоим дипломом консерваторским, сразу же говорят "до свидания", потому что людей с образованием боятся. И я с этим сталкивалась. Звонят вечером: "Завтра у нас съемка, арендован дорогой объект, снимаются Стычкин и Башаров, а композитор улетел в Баку..." - там в одной сцене девушки танцуют фламенко, гитарист играет, а музыки - нет. Я тут же звоню знакомому гитаристу и, пока он ко мне едет, быстренько набрасываю музычку; приехал - записали, утром отдаем хореографу, тот тут же девочкам танчик разводит - снято! Сижу на премьере - моего имени в титрах нет. "Как так?" - "Ой, извините, забыли".

- А как же договор?

- Да какой договор? Квитанцию получаешь... Или тут в дебрях Интернета обнаружила, что музыку для многих спектаклей в московских театрах делает одна "творческая лаборатория". И стоит имя конкретного человека - руководителя. Звоню ему: "К вам молодые композиторы могут попасть?" Я же писала театральную музыку, вон в тверском ТЮЗе до сих пор спектакль идет... Приношу ему девять различных треков; он послушал по 10 секунд от каждого, и как только пошла надрывная кульминация из дипломной работы "Плач Ярославны" для народного голоса с оркестром, он воскликнул: "Боже, это что за губайдуллиновщина?!" Опустил, что называется.

- Он что - посредник?

- Вроде того. Сам общается с режиссерами, композиторов к ним не подпускает, дает лишь задания не совсем лепые: "Напиши-ка типа вступления к "Лоэнгрину", только в миноре".

- Ну да, "у вас нет такого же, только без крыльев?" А в попсу уйти не пробовала? Писать для группы "Блестящие"...

- С одной стороны, песни я писала всегда - вокальный жанр мне очень близок, это что-то из разряда личных дневников. Но просто рифмовать слова - не значит быть поэтом. Равно как быть хитмейкером - не значит быть композитором.

Я знаю, как написать хит. Там нет никаких секретов. Что такое хит? Это запоминаемость. Наше ухо привыкло к определенным гармоническим последовательностям, мелодическим линиям - оно их фиксирует и запоминает. Вся популярная музыка строится на этих "золотых секвенциях", которые были модны еще в эпоху Вивальди. Какую песню ни возьми: в припеве - "золотая секвенция". Но мне смешно под этим ставить свою фамилию. А то, что льется от души, - это для друзей, потому что "медийные люди" называют это неформатом.

- А вот государство даже теоретически не обещает обеспечить работой?

- Издеваешься? Абсурд уже в том, что, закончив консерваторию и имея в официальном дипломе надпись "композитор", еще не факт, что тебя примут в Союз композиторов...

- А зачем там состоять?

- Ну, все-таки под его крышей какие-то исполнения проходят, какие-то заказы иногда, но бывают...

- Ну, есть же еще конкурсы, фестивали...

- Есть, и в 2008-м мне повезло: за мою песню дали вторую премию на конкурсе композиторов имени А. Петрова (председатель жюри - Рыбников). Побольше бы таких конкурсов. А что до фестивалей, то зачастую об исполнителях композитор должен позаботиться сам. И как хочешь оплачивай. Давала я как-то раз вариацию для скрипки соло, моя хорошая подруга играла. Но тогда мы были студентами, отношение ко всему было иное. А сейчас мне просто неудобно забесплатно просить людей. Это ж не так, что "вышел - сыграл", еще учить надо!

- Слушай, а может, на Запад махнуть?

- Хорошо там, где нас нет. Но у них есть две вещи, которых нет у нас. Во-первых, в любом провинциальном городке есть церковь или небольшой зальчик, где постоянно проходят концерты. В том числе и с премьерами новых произведений. Во-вторых, там уважают людей творческих профессий. А здесь у композитора постоянный комплекс вины: "извините, что я это написала, одним придется играть, а другим слушать..." Наверное, отчасти мы и сами в этом виноваты. Сидим в своих съемных конурочках, пишем "в стол", у кого что болит, вот музыка такой мрачной и получается...

- Странно, что ты до сих пор вообще остаешься в профессии. Знаю очень многих, для которых музыка после окончания Консы - как красная тряпка для быка...

- Разумеется, и у меня есть работа, которая кормит. Как-то увидела объявление, что в один ресторан требуются бэк-вокалисты (в Москве тогда много караоке-клубов открывалось). Приходят люди, поют. Такие самородки есть - диву даешься! И бэк-вокалист их ведет, подстраивает сходу второй голос... Теперь я там арт-директор.

- Работа работой, но есть еще что-то, что не дает сойти с пути праведного?

- Разумеется. Вера. Вера близких людей в тебя. Вот на мужа могу положиться всегда. Сережа - помощник капитана дальнего плавания. У меня получается так: два раза в год "медовый месяц" - это плюс, а то, что многое приходится переживать в одиночку, - это минус. Но, несмотря на частые разлуки, нам удается не терять душевной близости даже на расстоянии. А случается так, что все бросаю, мчусь-лечу к нему аж на другой конец земли...

Из чего только сделана музыка...

- Очень интересно - как в голове рождается произведение?

- Для меня так: сначала слышишь интонации - такие кирпичики, коротенькие музыкальные фразы-идеи, которые потом насыщаются образами, а уж из образов вырастает форма. То есть первый порыв эмоциональный, а уж потом включается рацио... Владислав Агафонников советовал вести записную книжку и регулярно помещать туда буквально все фразочки, что приходят в голову. Половина уйдет в небытие, но что-то же пригодится...

- А эту первую интонацию как слышишь - голосом, м-м-м-мычанием, инструментом?

- Всяко бывает. И голос, и скрипка, и рояль... Не это главное. Главное - работать честно. Копить в себе эту энергию, вынашивать ее нутром. Только тогда обретешь собственный стиль, свое лицо, свой опыт. А уж кто как пишет... Иные - по ноте в день, и за полгода у них что-то серьезное выстраивается. Другие - и я в их числе, - напротив, полгода могут к партитуре не прикасаться, а потом сесть и за ночь родить.

- И вот идешь домой, садишься за рояль...

- Нет-нет, пишу за столом. А иногда в метро так приспичит, хватаешь блокнот, шокируешь людей. Часть своего диплома "Плач Ярославны" писала в троллейбусе. Мысль мелькнет - надо срочно фиксировать, а то ведь забывается мгновенно.

- Старая музыка людей не раздражает, а как заведешь "Ксенакис-Булез-Штокхаузен" - большинство сразу напрягается...

- Однажды я слушала на концерте сочинение одного молодого композитора - все эти шуршания, оркестровые вздохи... И "живьем" это было так здорово, мурашки бегали! Но услышь я это в записи - нет, не прониклась бы. Даже у нас, профессионалов, пока мало слухового опыта, чтобы так просто перейти с гармонической на современную музыку. Она требует больших эмоциональных затрат от слушателя, ведь эта боль, в ней заложенная, еще близка - вот она. А боль в сочинениях классиков уже подугасла, льется себе музыка и льется, переживания не те... Так что играть нас нерентабельно: и так жизнь тяжелая, а тут еще ухватом по голове!..

- Главное - писать. Хоть в стол, хоть в сундук, куда угодно, но писать. Человек с такой фамилией, как у тебя, просто не имеет права отступиться от музыки. И если я не авторитет, то с удовольствием приведу слова Софии Асгатовны ГУБАЙДУЛЛИНОЙ:

"Всякое творчество - путь в неизвестное. Сейчас нет идеологического давления. Но есть куда более страшное - давление коммерческое. И от него нужно быть свободным. Не бояться неуспеха, провала. "Надо же будет семью кормить" - это очень опасные слова. За ними следует одно: "Я должен приспособиться". И тут... конец. Ты теряешь дар слышать истину в себе и превращаешься в циника. Что делать? Только одно слово приходит на ум: "исхитриться". Позвать на помощь родителей, еще кого-то... Исхитриться, чтобы не погрешить против себя".
Удачи тебе, Ульяна!